«Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его.» Иоан. 4:34
Хотя Бог создал массивы камня, но тесать статуи и колонны для храмов Он Сам не будет: для этого будет использована рука человека.
Мир не появился, как сказочный дворец по мановению волшебного жезла; он не докончен, и в него введены люди, чтобы, для доделывания его, были применены их руки (Быт. 2:16). Человек, идущий вторым поприщем, доходит до той возвышенной веры, которая создаёт в нем убеждение, что всякий местный, добросовестный труд является сотрудничеством с Богом по довершению вселенной.
Человек с такими взглядами на жизнь способен исполнять заветы Великого Учителя и может радостно приветствовать требования труда. Он смело может сказать: „О, труд, ты наилучший мой друг! Бог тебя послал ко мне переодетым. Ты приходишь с суровым выражением лица, но твоё сердце полно силы доброжелательства и поощрения. Ты хочешь, чтобы я шёл, с тобой одно поприще — я готов трудиться, в пределах моих сил, в два раза больше, чем ты требуешь. Если так встречаем мы труд, тогда он разглаживает свои морщины принуждения и начинает нам улыбаться. Если человек таким образом относится к труду, если он считает труд за дело Божие, если признаёт, что его пища и питье есть творить волю Отца Небесного, если он хотел бы, чтобы сутки продолжались более двадцати четырёх часов, если мечтает о небе, как о месте, где сможет не бездействовать, а без устали работать, — то для такого человека труд утратит всякую тяжесть. Как друг и товарищ, он пойдёт по пути жизни рука об руку с трудом и, по прохождению второго поприща, будет жалеть, что оно так скоро кончилось.
«Подошёл и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнёшь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошёл и скрыл талант твой в земле; вот тебе твоё.» Матф. 25:24-25
Бывает принуждение особого рода, когда человек не может найти, соответствующего его способностям, поля деятельности‚ а потому вынужден заняться небольшим, ограниченным трудом. Людей, которые стремятся к великому, но гаснут, как свечи, встречается, пожалуй, больше, чем обыкновенно думают.
Некоторые хотят быть известными музыкантами, поэтами, учителями, политиками, священнослужителями. Возможно, что они начали своё жизненное ристалище со способностями, отвечающими их мечтам; но все планы оказались негодными к осуществлению, хотя бы уже потому, что здоровье их разрушено; они очутились в положении, окружённых стеной препятствии, они услышали жестокую фразу римского воина иудею: „только на сем месте
будешь жить“. Почти все мы сталкиваемся с подобной обстановкой, в той или иной форме.
Поистине, весьма нелегко пускаться в жизнь с одним только талантом, когда чувствуется потребность в десяти. Гёте однажды воскликнул: „о, проклятое я“. Тут дело идёт об ограничениях, вытекающих из собственной индивидуальности.
Кто-то сравнил человека с актёром, который разучил много ролей, а выступать может только в одной. Каждый, видящий столько возможностей пробиться в жизнь и чувствующий в свои скрытые способности для великих подвигов, но обязанный признать необходимость выбора только одной роли, — осязает на себе ту же твёрдую, задерживающую руку римского воина.
Человек, не умеющий вести хозяйство на маленьком куске земли и требующий большего пространства, для применения своих познаний, — обнаруживает посредственность своих способностей. Энергичный и любящий дело хозяин и в тесноте добьётся полезных результатов.
«господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрёл на них». Матф. 25:22
Человек скажет: „невелико то поле, на котором я начинаю свою жизнь, однако, не думай, удел ты мой тяжкий, что пойду столько, сколько ты повелеваешь мне; я попробую обработать мой маленький участок так хорошо, чтоб прохожий залюбовался видом его; чудные цветы не требуют много места; я должен обитать только здесь —хорошо! но я сделаю это место таким, чтобы оно было достойно обитания, на нём; а эта, ограничивающая меня, ограда будет не признаком моего заточения, но потружусь над ней, дабы и она издавала благовоние растений.
Люди, которые теперь говорят: „что за жестокое стеснение! “, восторженно потом воскликнут: „что за чудная ограда!“
История с упоением хранит имена людей, преодолевших неудачи своей судьбы духом второго поприща. Передают, например, как один грек, поставленный метельщиком, так выполнял свою работу и с таким достоинством, что потом во всей Греции звание уличного метельщика считалось весьма почётным. Джон Буньян озарил старую Бедфордскую тюрьму сочинением „Путешествие Пилигрима в небесную страну“.
Каждый благородный человек отдаст честь духу второго поприща, когда это сопровождается смирением. Однажды была изувечена одна молодая англичанка; после несчастья она сказала: ‚,я хочу использовать моё увечье, как можно лучше!“
Принуждение неприятно, но когда скажем себе: ,‚мы хотим сделать наше тягостное поле садом Господним, в котором бы ходил Бог, как в раю“, — тогда теснота приобретает Божественное значение, и она наполняется лучезарной славой второго поприще.
Перевод Фр. Венцкевнч.
